В последний раз я видел её, когда в нашем дворе приземлилась летающая тарелка. Тогда все выбежали на улицу посмотреть. Было чертовски холодно, хоть и конец августа; воздух наполнила мелкая изморось, и пьяно растекался озоновый запах.
Тарелку вообще неправильно было бы называть тарелкой, она напоминала, скорее, перевёрнутую солдатскую каску, по крайней мере, мне так подумалось в первый миг. Гигантская каска, полностью отлитая из непроницаемо-чёрного вещества, парящая в паре метров от земли, поэтому и "приземление" тоже оказалось ненастоящим. Будто в пространстве вдруг возникла чёрная дыра, но это была оптическая иллюзия - тарелка обладала объёмом и даже с лёгким потрескиванием вращалась вокруг своей оси.
Когда все наши соседи побежали глазеть на это чудо, я услышал негромкое:
- Братик, я тоже хочу посмотреть.
Я, конечно, удивился. Моя сестра слепа от рождения, и как она собиралась смотреть на тарелку, я и понятия не имел. Девчонка всегда была со странностями, но мы уже более-менее привыкли. За двадцать-то два года её существования с нами.
Например, она говорила какие-то жуткие вещи, и они всегда сбывались. Как-то, не выдержав, отец приказал ей заткнуться, потом уже, смягчившись, попросил её держать свои пророчества при себе. Сестра согласно кивнула и больше не пугала нас своими россказнями, но вскоре после этого её ладони начали кровоточить. Открылись две рваные сквозные раны, которые истекали кровью день и ночь, распространяя дурной запах. Наша старшая сестра сказала, что это стигматы, она о таком читала в каком-то журнале. И эта дура проболталась во дворе, что у нашей и так бахнутой на всю голову сестры открылись стигматы, и это что-нибудь да значит.
К дверям нашей квартиры потянулись толпы страждущих. Потому что они все читали в каких-то газетах и журналах, а также видели по телевизору, что стигматики наделены даром исцеления, что в них вселился сам Иисус и тому подобные несусветные бредни.
Самое смешное, что сестра давно уже выбрала сторону Сатаны, и она говорила, что сознательно выбрала его величество Князя Тьмы, потому что должен ведь кто-то разделить его одиночество? Мне, в общем, всё равно - я не верил ни в Бога, ни в чёрта, и считал всё это пустым трёпом. Чудеса, демонстрируемые сестрой, я относил к её развитой гиперчувствительности, которая заменяла ей зрение.
Так вот, потенциальные клиенты психлечебницы, в основном престарелые тётки, оккупировали нас. Они сидели на площадке, толпились на лестнице, этажом выше и ниже. Они беспрерывно трезвонили и тарабанили в нашу дверь, блеяли что-то о милости, пока отец не вышел с охотничьим ружьём. Калеки в тот раз расползлись, но на следующий день снова были на боевом посту.
Они все уверовали, что моя сестра - святая.
Я не выдержал, вышел к ним и сказал:
- Анна - сатанистка. Кто-нибудь ещё желает исцелиться?
Как ни странно, но мои слова возымели действие. Ряды вновь поредели, бабки, охая и проклиная ту, к которой шли за помощью, испарились. Однако самые стойкие остались. Там был один мужчина с маленькой девочкой на руках, он ближе всего стоял ко входу, и я мог видеть его глаза. В этих глазах уже не было ничего, кроме фанатичной надежды. Я глянул на ребёнка - я не дал бы ей больше шести лет, бледная, худенькая, с клочками волос на лысой голове, под глазами синяки. Она тоже посмотрела на меня, в её по-старчески выцветших глазах разлилась светлая ирония. Трудно объяснить, почему я так подумал, но я так подумал.
- Пожалуйста, - сказал мужчина, - у моей дочери острая лейкемия, химиотерапия не помогает… пожалуйста…
Мне стало не по себе. Одно дело гонять чокнутых старух, другое дело - ребёнок. И его отец, сошедший с ума от горя.
- Ладно, - я посторонился, пропуская их в квартиру. - Заходите.
Я не верил, что сестра может исцелять, если бы это было так, она давно вернула бы себе зрение, но раз эти люди верили, почему бы не дать им шанс?
Они прошли в комнату. Анна, как обычно, лежала на кровати, жевала жвачку и слушала музыку в плеере, погружённая в собственные мечтания.
- Кто это? - крикнула из соседней комнаты мать.
- Они пришли к Ане, - ответил я.
- Зачем ты их пустил? У нас что, своих проблем мало? - мать, как обычно, злилась. Сколько я её помнил, она всегда находилась в состоянии перманентной злобы и недовольства. Сестра говорила, что мать одержима, но даже не пыталась ей помочь.
"Либо ты отказываешься от этого сам, - как-то поведала она мне, - либо жестоко страдаешь от саморазрушения. Третьего не дано, никто не поможет. Только сам".
Да, я бы не назвал нашу семью дружной. Каждый день кто-то с кем-то ругался ни на жизнь, а на смерть. Ругался, проклинал, ненавидел, желал скорейшей могилы, а потом всё равно все мирились, плакали, признавались друг другу в любви, и… всё начиналось по новой. Одна Анна всегда находилась в стороне, просто я так долгое время думал. Но однажды я нашёл её плачущей.
- Почему вы такие? - рыдая, спросила она. - Неужели вы не можете хоть немного понять друг друга?
Но мы не могли. Потому что нашим девизом был девиз: "пусть он первый поймёт меня, а уж я-то понимаю всех".
Вот тогда она мне рассказала об одержимости. И хоть я ни во что не верил, её слова запали мне в душу. Я старался поменьше бывать дома и пореже скандалить с родными, я вообще бы ушёл отсюда навсегда, если б не знал, что Анна останется совсем одна и ей не с кем будет даже нормально поговорить, кроме теней в её воображении. Пусть она тронутая, но я её любил, потому что, несмотря на болтовню о Сатане, она была очень доброй и ранимой.
И когда мы подошли к ней, она спросила, вперив белый незрячий взгляд в отца с ребёнком:
- Вы, правда, этого хотите?
- Пожалуйста, - пробормотал отец. - Мне неважно, кто вы, мне важно, что вы умеете. Я хочу спасти дочь.
Он поставил девочку на ноги, она, дрожа от слабости, прижалась к нему, с бесстрашным любопытством разглядывая сестру.
- Иди сюда, - Анна протянула руку к ребёнку. - Тебя ведь Мила зовут?
- Ага, - ответила девочка. - А как вы догадались?
- Да у тебя это на лбу написано! - засмеялась сестра, и девочка засмеялась вместе с ней.
Её отец растерянно взирал на неожиданное веселье, и его губы напряжённо кривились, будто он тоже хотел улыбнуться, но за столько лет страданий разучился это делать.
- Да, - девочка робко кивнула. - Хотя это всё равно ведь ненадолго…
Анна нахмурилась. Её пальцы, выглядывавшие из-под окровавленных бинтов, нежно гладили тонкую руку девочки.
- Да, время уже не имеет значения, - ответила она. - Но поживи, как нормальный человек, сколько получится.
И вдруг Анна сделала странное - обхватила лицо девочки забинтованными руками и крепко поцеловала в губы.
Её отец снова напрягся, шагнул было в их сторону, но я удержал его за локоть.
Отстранившись от Милы, сестра посмотрела на нас.
- Можете идти.
- Всё? - растерянно спросил отец девочки.
Анна расхохоталась во весь голос, у меня даже мороз по шкуре побежал.
- Всё, всё. Большего я сделать не могу.
Они ушли, но перед этим девочка обернулась и сказала:
- Спасибо, враг мой.
- До встречи, Мила, - сестра опустила ресницы.
Уж когда бы они встретились, я и предположить не мог. Примерно через месяц, когда стигматы у Анны всё-таки прошли и раны зажили, оставив некрасивые багровые рубцы, отец Милы вновь явился к нам. Он жал мне руку так, что я думал - сейчас взвою, и, запинаясь, захлёбываясь от невыразимой благодарности, говорил, что все анализы Милы в норме, что она выздоравливает, и что готов сделать для нас всё, что мы пожелаем. Рядом с ним стоял пакет, раздувшийся от благодарственных подношений. Я подумал: если я закажу ему убить моего преподавателя по мат. анализу, выполнит ли он мою просьбу? Вместо этого я сдержанно ответил, что рад за его дочь и обязательно обрадую этим Анну. Несчастный пытался всучить мне пакет, но я очень удачно юркнул в квартиру и захлопнул дверь перед его носом.
- Кто там? - крикнула мать из кухни.
- Похоже, благодаря сестрице, у нас появился личный раб, - задумчиво отозвался я. - Принёс сейчас кучу жратвы и, судя по всему, выпивки. Если б я попросил: принёс бы и денег, и голову своей жены на золотом блюде, и себя бы подставил, если б я был другой ориентации.
Во время моего монолога, Анна, застыв, смотрела в окно. Лучи заходящего солнца, отражённые в соседних окнах, били ей прямо в глаза, но она даже не моргала. Сестра не видела света, и он не мог причинить ей вред.
- Все мы рабы, - сказала она.
- А почему ты не взял? - вновь вмешалась мать. - Надо было взять.
- Неудобно как-то, - ответил я ей.
- Угу, неудобно, - через паузу согласилась мать. - Вот всегда так, неудобно то, неправильно это, да и вообще нехорошо, поэтому мы живём в нищете, а другие в золоте купаются.
- Потому что кто-то должен быть другим, - сказала Анна.
А через три дня у нас во дворе приземлилась гигантская солдатская каска, чёрная, как самая чёрная дыра во Вселенной. И Анна попросила меня отвести к ней.
Мы спустились вниз позже всех - на улице уже образовалась толпа, я держал сестру за руку. Она внезапно ринулась вперёд, расталкивая толпу, потащив меня за собой. Люди расступались, пропуская её, и мы быстро оказались в первых рядах, а когда из днища каски хлынул мертвенный белый свет, который даже не рассеивался в пространстве, мы и вовсе оказались одни посреди дороги. Люди в страхе отступили, кто-то спрятался обратно в дом. Честно сказать, я бы тоже дал дёру, у меня по телу будто побежали многоногие, невидимые насекомые, но ещё больше я боялся бросить сестру.
- Пойдём в дом? - прошептал я ей.
- Ты можешь идти, братик, - её пальцы нежно и успокаивающе сжали мою ладонь.
- Я не брошу тебя.
- Знаю, но сейчас иди, пожалуйста.
Ну уж нет, малышка, подумал я, за тобой нужен глаз да глаз, иначе опять выкинешь какую-нибудь штуку.
Поток странного света вдруг рассекла трещина и приобрела очертания человеческой фигуры. Толпа ахнула, но никто даже не пошевелился. Я схватил Анну за плечи и с силой потянул назад, но легче Магомету было сдвинуть гору.
Не прошло и минуты, как целая баскетбольная команда пришельцев высадилась на нашу многострадальную Землю. Ну, это я их так назвал - баскетболистами, потому что каждый из них был ростом не меньше двух метров. Их капитан оказался самым высоким. Его нестерпимо-рыжие волосы развевались на нашем сыром промозглом ветру, но изморось будто обтекала его. От самой шеи тело пришельца было сплошь покрыто чёрной вязью узоров - мне показалось, что это не одежда, а вроде такое напыление, этакий бодиарт для звездоплавателей.
- Готично, чёрт возьми, - сказал я, лишь бы что-то сказать.
Мне хотелось подбодрить Анну, но, похоже, ей этого не требовалось. По её лицу невозможно было прочитать эмоции. Слепые глаза, закрытые тёмными стёклами очков, плотно сжатые губы, руки, сомкнутые за спиной… И я не ощущал её страха, а уж я-то точно ощутил бы, потому что был ближе ей, чем мать.
- Какой он? - вдруг спросила сестра, и я сразу понял, что она интересуется капитаном. - Внешне?
Я привык, что эта слепая видит всех насквозь, поэтому даже немного смутился от её вопроса.
- Ну… Красивый, наверное. С точки зрения женщины. Мне трудно оценить… Волосы у него рыжие. Я не люблю рыжих, - добавил я. - Они все проходимцы, некуда пробу ставить.
Сестра засмеялась, я ведь тоже рыжий-конопатый, и должен убить дедушку лопатой, куда деваться.
Но у пришельца веснушек не было. У него была гладкая белоснежная кожа, без изъянов, полоса губ рассекла эту снежную гладь кровавой раной и напомнила мне стигматы Анны. Ещё у него были зелёные раскосые глаза, отчего капитан проассоциировался у меня с кошачьими.
Он подошёл к нам. Команда осталась стоять чуть позади.
Моя сестра тоже была немаленького роста, но едва доходила ему до груди. Капитан снял с неё очки, оставив незрячие глаза Анны совсем беззащитными. Пришелец бросил очки на асфальт, отчего дужка отлетела.
Я вдруг почувствовал себя лишним. Бывает так: чувствуешь себя ответственным за кого-то, а потом вдруг осознаёшь, что уже мешаешь. Что твоё дело завершено, счета оплачены, и пора сказать: прощай.
Но уходить иногда бывает так трудно. Почти невозможно.
Мне захотелось расплакаться, но я не привык плакать, это ощущение показалось мне стыдным и ненормальным. Я наклонился и поднял сломанные очки Анны. Всё, что мне осталось от неё.
Повернулся и пошёл к толпе. Когда я оглянулся, пришелец держал ладони сестры в своих и внимательно осматривал рубцы, при этом качая головой совсем по-человечески.
Он осторожно взял Анну под локоть и повёл к тарелке. Команда окружила их тёмной стеной, но я успел заметить, как сестра повернула голову ко мне и, чуть улыбнувшись, кивнула. Её волосы цвета спелой пшеницы плыли среди узорчатой тьмы. А потом вся компания растворилась в безжизненном сиянии.
- Наверное, к этому всё шло, - позже сказала мать, сморкаясь в платок. - Может, там ей будет лучше?
Старшая сестра скептически фыркнула и сделала вид, что ей всё равно.
Отец ушёл в запой, а я наконец-то ушёл из дома.
Но на этом история не заканчивается, хоть и подходит к завершению. Надо рассказать ещё кое-что, на мой взгляд, самое важное, на всякий случай, вдруг кому пригодится. Я говорю, конечно же, о лабиринте.
После прилёта тарелки в мире стали происходить страшные вещи. Катастрофы и катаклизмы были всегда, но в последнее время их уровень начал зашкаливать так, что теория вероятности отправилась в бессрочный отпуск. Человечество сидело на пороховой бочке, как на королевском троне, но это никого не пугало, все сошли с ума, будто отрываясь напоследок. Войны, теракты, невиданные серийные убийства, жестокие развлечения, и при этом каждый был сам по себе. Каждый разрушался в одиночку. И никто не помог помочь.
В тот день я ночевал дома, вся наша семья была в сборе. Я проснулся от внезапного потока холодного воздуха. Решил, что забыл закрыть окно. С момента исчезновения сестры прошёл ровно год, но август был всё таким же отвратительным.
Открыв глаза, я увидел, что возле кровати стоит существо, закованное в чёрную, громоздкую на вид броню. Голову существа покрывал блестящий шлем, расписанный витиеватыми значками, доходящий до половины носа. Пришелец улыбался, и эта до боли знакомая, ироничная улыбка заставила меня подпрыгнуть на постели.
- Анна!
- Привет, братик!
Она отошла назад, и я невольно оценил внушительность её костюма, а особенно оружие, напоминающее миниатюрный пулемёт, размещённое на правой руке. Другой руки не было. "Потеряла в бою", - мелькнула идиотская мысль. Вместо руки из плеча высовывалось скользкое щупальце, разветвляющееся на конце.
- Мало времени, братик, - Анна больше не улыбалась. - Буди всех наших, и быстро собирайтесь. Возьмите с собой только еду и воду, да побольше. Деньги и прочее барахло оставьте, оно вам больше не пригодится.
И она бросилась к родственникам, вытаскивая их из постелей своим жутким щупальцем.
- Но куда? Что случилось?
Откровенно говоря, несмотря на странствия в чужих мирах, она оставалась всё такой же ненормальной, но что-то в её голосе заставило меня довериться ей.
Старшая сестра, узрев Анну в таком виде, принялась визжать, но потом резко замолчала. Родители восприняли её явление более спокойно. Выслушав, они начали собираться, лишь мать ворчала, что не имеет желания выходить на улицу растрёпанной и сонной. Анна, вздохнув, сказала, что у нас есть десять минут и если за это время мы не будем готовы, то потом должны пенять на себя.
- Я не хочу, - хныкала старшая сестра. - Куда мы пойдём среди ночи? Или, может, полетим? Я не хочу на твой дурацкий Марс! Я остаюсь здесь! У меня здесь бойфренд, в конце концов!
- Хорошо, - холодно ответила Анна. - Ты можешь остаться.
Лицо старшей посерело, и она, ругаясь, стала натягивать на себя джинсы.
Наконец, все были в сборе и сгрудились возле Анны. Она предложила всем взяться за руки, а так как руки у неё не было, пришлось мне взять её за щупальце, которое на ощупь было тёплым и вовсе не противным.
Пространство вокруг засветилось тем самым безжизненным светом, который когда-то изливался со дна летающей солдатской каски.
Старшая вновь запричитала, но отец велел ей замолчать. За это время он не проронил ни слова. Он вообще был человеком неразговорчивым.
Мы стояли на месте и ничего, кроме светового мерцания, не происходило. А потом свет погас, и мы обнаружили себя в широком поле, заросшем густой травой, доходящей до колен. Пряно пахло мокрой зеленью. Поле окружала густая стена деревьев, гнущихся под порывами ледяного ветра. Было сумрачно - вроде как перед рассветом. На светлеющем небе проступали бледные, будто стёртые нетерпеливым ластиком, звёзды.
Я пожалел, что не надел куртку потеплее. Это место казалось мне знакомым, настолько знакомым, что даже зачесалось в мозгу, так захотелось вспомнить, когда же я тут был.
- Это и есть твой Марс? - зло поинтересовалась старшая сестра, она дрожала - то ли от холода, то ли от страха.
- Это Земля, - ответила Анна. - Стойте тут, я сейчас приду. Если кто из вас шевельнётся…
- …пеняйте на себя, - закончил я.
- Угу, - кивнула она.
Жаль, я не мог посмотреть ей в глаза, даже в незрячие, страшные, белые глаза - иногда мне казалось, что я многое могу там различить. Но сейчас они были скрыты за плотно прилегающим шлемом. Однако Анна превосходно ориентировалась в пространстве, возможно, сам шлем служил ей глазами.
Она быстрым шагом направилась в сторону, я заметил, что в отдалении её дожидается человек в похожей броне, но без шлема, шлем он прижимал к груди. Человек тоже показался мне знакомым, но тут даже не потребовалось долго напрягать память - это был отец Милы.
Вот ты и пригодился, подумал я.
Они о чём-то говорили, я не расслышал - ветер заглушал слова, потом отец Милы коротко поклонился Анне и пошёл к лесу.
Сестра вернулась, к этому времени мы все успели окончательно замёрзнуть и осторожно переминались с ноги на ногу.
- Пойдёмте, - бросила она нам и побежала вперёд.
Мы кинулись за ней, но она двигалась со скоростью молодого гепарда, хотя её броня не отличалась на вид грациозностью. Нам лишь оставалось не терять из виду мелькавшую над травой чёрную тень.
Впереди показалось невысокое трёхэтажное здание из красного кирпича, и мне захотелось крикнуть, что и это я уже где-то видел.
Анна остановилась у здания. Запыхавшись, мы вскоре присоединились к ней.
- Ты меня всегда убивала, - сказала ей мать, с трудом переводя дыхание - а сейчас, похоже, решила доконать.
Где же я это видел? - мучительно вспоминал я.
И вдруг, как вспышка - во сне Анны! Хоть она была слепая, ей всегда снились грандиозные цветные сны с фантастическими сюжетами. Иногда я записывал их под её диктовку. Так вот, это поле, и это здание - были в одном из её снов, а дальше… Дальше мы войдём внутрь, и там окажется лабиринт, ничего хуже этого лабиринта я себе и представить не мог.
- Нет, Анна… - сказал я, чувствуя, как слабеют ноги. - Не надо…
Но она уже подходила к двери. Обыкновенной стальной двери с круглой прорезью вместо ручки. Она протянула руку с оружием, и из центрального отверстия того, что я называл про себя пулемётом, выдвинулся спирально закрученный стержень. Анна вставила стержень в прорезь. Раздался треск, и сестру затрясло, её тело выгнулось, броня, царапая слух, заскрипела. Анну трясло, как от разрядов тока, губы приоткрылись, обнажив с силой стиснутые зубы, выступила пена.
Мать с сестрой закричали, отец рванулся к ней, но я остановил его.
Наше дело давно завершено. Остаётся только ждать и не вмешиваться.
- Пусти, - рыкнул на меня отец. - Ей же плохо, не видишь?
Потом сдался. Беспомощно опустился на землю, механически сорвал и сунул в рот травинку.
Мне показалось, что прошла вечность, хотя прошло не более трёх минут, и все эти минуты Анну било током или неведомой мне энергией, било так, что начала плавиться броня. Пена на губах стала кровавой. И я наконец-то заплакал, Бог с ним, со стыдом, но я больше не могу…
Стержень выскочил из прорези, втянувшись обратно в оружие, и Анна упала на колени рядом с приоткрывшимся входом, ткнулась головой в кирпичную стену. Броня дымилась, едкий запах заставил меня чихнуть. Анна закашлялась, вытерла губы, и её тут же вырвало.
- Сестрёнка… - я склонился над ней, коснулся наплечника, и тут же отдёрнул руку - он был раскалённым.
- Заводи их всех, - с трудом проговорила она. - И сам заходи.
- Чем тебе помочь?
- Ничем… Делай, что я говорю… Я сейчас…
Родные потрясённо молчали, наблюдая за нами.
- Пойдёмте уже, - позвал я их, и первый шагнул в лабиринт.
Лабиринт был похож на старый, затхлый подвал, который там и сям был утыкан толстыми кирпичными колоннами; в некоторых колоннах имелся проход, что-то вроде телепорта, который перемещал в другую часть подвала. Всё это я знал из сна Анны, и тогда мне казалось, что этот лабиринт в принципе не проходим.
Анна ввалилась в дверь и прижалась плечом к стене, она ещё полностью не пришла в себя, щупальце безвольно свисало вдоль тела.
- Слушайте меня внимательно, - сказала она. - Через несколько часов на Земле начнётся настоящий ад, и, в общем, вы должны были там погибнуть. - Я вздрогнул. - Но… этот лабиринт - ваше спасение.
- Что? - заплакала старшая сестра. - Какой ад? Пожалуйста, не пугай меня…
- Слушайте меня, - устало повторила Анна. - Чтобы пройти этот лабиринт, вы должны понять друг друга. Вы… вы должны быть командой, более того - вы должны стать единым организмом, единым сознанием, с желанием спастись и стать другими… Малейшие злоба, ненависть, непонимание друг друга и…
- Знаем, пеняйте на себя, - нервно хихикнул я.
- Я больше ничем не могу вам помочь, - жалобно произнесла Анна. - Всё что я могла сделать для вас - пустить в этот лабиринт.